Большой Хинган — Порт-Артур - Василий Романович Бойко

диссонировали с настроениями горя и гнева, вызванными американскими атомными ударами по Хиросиме и Нагасаки.

И американцы начали принимать свои контрмеры.

В середине января 1947 года в порт Дальний во второй рейс прибыл пароход «Эйтоку-мару». Председатель профсоюза Нопомура информировал нас, что команда парохода привезла письма для японцев в Дальнем. С содержанием части писем, с согласия тех, кому они адресованы, он нас познакомил.

Кусемото Рен, возвратившийся в Японию через Корею, пишет своей жене, находящейся в Дальнем: «Нам говорили, что в Дальнем очень плохо, поэтому мы сильно беспокоились. Теперь мы убедились, что это ложь, которую здесь, в Корее, усиленно распространяют представители командования США».

Но во многих письмах в Дальний эта ложь воспроизводилась, чтобы приглушить положительный резонанс от нашего отношения к японскому населению. В них расписывались помощь и заботы США, говорилось о недовольстве репатриантов, которые прибывали из Дальнего, и т. д.

Нопомура, комментируя эту грубую стряпню, говорил, что она вызывала неприязнь даже у тех японцев, находящихся в Дальнем, которые любили поворчать на советское командование и новые китайские власти города. Один из них принес Нопомуре свое письмо и сказал, что американцы были бы очень довольны, если бы Красная Армия к нам относилась плохо.

Действительно, недружественно настроенные к нам люди среди японцев были. Но им сейчас нечего было сказать против добрых наших отношений в Дальнем, утверждал Нопомура. В глазах всех нас это бы выглядело грубой неправдой.

Нопомура выражал то, что лежало, так сказать, на поверхности, а нам хотелось заглянуть поглубже, услышать оценки, высказанные от души, а не из вежливости. Некоторая возможность для этого была, и мы ею воспользовались.

Катаяма-сан, жена Сэн Катаямы, одного из организаторов Японской коммунистической партии, активного деятеля Исполкома Коммунистического Интернационала, решила возвратиться в Японию. Она была в курсе событий, связанных с репатриацией, знала и настроения репатриантов. Время своего отъезда она определила сама. Мы попросили ее написать о своих впечатлениях, чтобы мы могли знать о своих упущениях и принять соответствующие меры. В середине января 1947 года она оставила нам свои записки. Вот что она писала о лагере для репатриантов: «Сначала нас беспокоило не совсем удачное размещение, сейчас все устроено. В первый же день после размещения мы получили горячую пищу и сахар. Все были очень рады. Среди репатриантов есть женщины, старики и дети. Просим быть к ним особо внимательными до последнего дня перед отправкой».

В целом же Катаяма-сан подтвердила высокую оценку нашей работы по репатриации. Естественно, мы учли ее пожелания.

Остановлюсь еще на одной записи, не лишенной интереса. В том же январе 1947 года свой отзыв в книге оставил репатриант, не пожелавший назвать свою фамилию. Он написал, что он генерал-лейтенант в отставке, участник русско-японской войны 1904–1905 годов. «Я никогда не думал, — записал он, — что такая могучая армия, как русская, может быть такой человеколюбивой, милостивой к побежденным».

Еще до времени моего отъезда из Порт-Артура было сделано многое по репатриации японского населения.

Как всегда, напористый Иопомура не давал нам покоя своими просьбами и предложениями. Когда механизм репатриации был отлажен, начал работать без сбоев, Нопомура налег на организацию различных встреч японских репатриантов, особенно с нашими офицерами. Довольно часто встречи проводились в форме ответов на вопросы. Обычно молчаливые и даже замкнутые, японцы проявляли явный интерес к жизни советского народа. Много вопросов задавали нашим офицерам об Октябрьской революции, общественном устройстве СССР, о Красной Армии, ее сражениях в годы Великой Отечественной войны. Ответы выслушивались с большим вниманием, случалось, сопровождались дружными аплодисментами. Нопомура, которого все называли председателем, утверждал, что, по мнению репатриантов и его личному, это были самые интересные и полезные часы за время ожидания отъезда на родину. О популярности таких бесед дружно свидетельствовали и записи в книге отзывов.

Председатель Нопомура уверял нас тогда, что японцы выражают искреннюю надежду на улучшение отношений между нашими странами, на поворот их в сторону добрососедства и дружбы. В искренности уверений самого профсоюзного деятеля сомневаться у меня оснований не было, но, к сожалению, не все надежды сбываются.

С тех пор прошло более сорока лет. Все это время я, насколько мог, старательно следил по газетам и книгам за жизнью в Японии, а иногда и встречался с гостями из этой страны.

И всегда волей-неволей я обращался к памяти о тех японцах, которых встречал в сороковых годах, примерял к ним то, что узнавал заново. Какие-то старые наблюдения приходилось уточнять или пересматривать, другим давать новые объяснения, а иные и вовсе отбрасывать.

В Порт-Артуре мы выделяли среди других качеств японцев прежде всего их трудолюбие, исполнительность, уважение к установленному порядку. Несомненно, такие черты, присущие трудовым массам Японии, во многом объясняют тот высокий технический подъем, который пережила Япония за последние десятилетия.

Но за всем этим надо видеть и другую сторону, именно — нещадную эксплуатацию японскими капиталистами трудолюбия рабочих и технической интеллигенции.

На самой ранней стадии своего развития японский капитализм с оптимальной выгодой для себя использовал такую завуалированную форму эксплуатации работников, как патернализм. Опираясь на народные традиции, предприниматели системой показной благотворительности насаждали иллюзии, будто они выполняют в отношении своих работников ту же функцию, что и отцы в семьях. Укоренялась практика, когда вся жизнь рабочего протекает в стенах одного предприятия, якобы в «родном доме», где все рабочие — «дети» доброго, заботливого «отца».

При такой системе предпринимателям удается создавать обстановку «социального партнерства» с рабочими, бесконфликтности, добиваться высокого уровня производительности труда. В тени остается, однако, то, что японские рабочие подвергаются такой жестокой эксплуатации, которая не имеет себе равных в других капиталистических странах.

По долгу службы в послевоенные годы я особенно интересовался внешней политикой Японии, прежде всего ее отношением к нашей стране.

Каждый читатель хорошо знает, что в течение всего этого времени Советский Союз последовательно держал курс на улучшение отношений со своим дальневосточным соседом, на самое широкое развитие связей в политической, экономической, культурной областях. Помимо взаимной выгоды для наших стран это явилось бы важным фактором сохранения мира на Дальнем Востоке.

Шла ли нам навстречу Япония?

До сих пор я помню то, что слышал от Нопомуры и многих японцев-репатриантов в сорок седьмом году, и сверяю их давние надежды с реальностью советско-японских отношений.

Меня радует, что в Японии сегодня есть немало здравомыслящих людей, активно выступающих за добрососедство с Советским Союзом. Несмотря на немалые препоны, там крепнет движение сторонников дружбы с нашей страной, шире становится круг общественных организаций, представителей науки, культуры, деловых кругов, активно сотрудничающих с нашими организациями. Советские люди верят, что именно это будет определять перспективу